Если ты любишь двух людей одновременно, выбери второго. Если бы ты любил первую, то не влюбился бы во вторую. (с) Johnny Depp
Выбор стрелки
Каждый год второго ноября уже четыре го¬да подряд она плачет на могиле человека, ко¬торого убила. Приезжает в семь утра поездом из Амстердама. Садится у вокзала в такси и вскоре оказывается у входа на протестантское кладбище в предместьях Кельна. Борода-тый мужчина, присматривающий за кладбищем, живет рядом в маленьком домике. Они подру¬жились четыре года назад, когда она приехала впервые и рассказала ему свою исто-рию. Кладбище еще закрыто в это время, но он отворяет ей ворота, а едва она скроется в кашта¬новой аллее, тут же затворяет.
Через минуту она склоняется над могилой, трогает красно-коричневый, мокрый от росы мрамор ладонью и кладет на него букет фио¬летовых фрезий. Она замечает такой же букет под табличкой с фамилией. Тоже фиолетовый. Перевязанный желтой лентой.
Четыре года назад, примерно в час ночи, она отвозила своих родителей домой. Это был их первый визит в ее новую квартиру. Ночью местная двухрядная дорога обычно пус-та. Че¬рез километр после въезда, сразу за поворо¬том, ведущим на эстакаду, трое мужчин в жел¬тых светоотражающих комбинезонах устанав¬ливали заграждение на левой полосе до-роги. Грузовик, на котором они приехали, перекрыл правую полосу. За несколько десят-ков метров до него, на обочине, стояла машина с вклю¬ченными аварийными фарами. Мо-лодой че¬ловек в кожаной куртке как раз вытаскивал что-то из багажника. В долю секунды она рез¬ко свернула направо...
От психологов она знает, что так поступил бы на ее месте каждый: это — состав-ляющая человеческой математики добра и зла, и это добро — спасти три жизни, пожерт-вовав од¬ной. А не наоборот. Так считают и атеисты, и глубоко верующие, и дети, и взрос-лые. Такова биология морали, с которой мы появляемся на свет. Она слышала это и в суде от монотон¬но бубнящего адвоката. Когда сидела, скорчившись и спрятав глаза за черными стекла¬ми, напротив родителей человека, которого убила. Она ощущала их боль и нена-висть к ней сильнее, чем страх перед приговором. Их единственному сыну было двадцать три года. Он возвращался от них к своей невесте в Бонн. У него было столько планов. Его мать плакала на суде только один раз. Когда пока¬зывали фотографии с места происшест-вия. Искромсанное тело, машина, упавшая в кю¬вет, перевязанный желтой лентой букет фио¬летовых фрезий, лежащий на асфальте среди осколков стекла, открывшийся чемодан под кусками покореженного металла...
Она провела два месяца в психиатрической клинике. О происшествии смогла гово-рить лишь через месяц. Геерт, молодой практикант из Голландии, работавший в клинике, прино¬сил ей книги с описанием подобных происше¬ствий. Там она прочла, что ее тепе-решние пе¬реживания уже давно занимают не только психиатров, но и нейробиологов, ко-торые заняты поисками в нейронах человеческой нравственности. Для ситуации, в кото-рой она оказалась, есть даже свое название: выбор стрелки. Разогнавшийся поезд без ма-шиниста приближается к стрелке. На одних путях рабо¬тает пять человек, на других — один. Все ис¬следуемые без колебаний переводят стрелку так, чтобы погиб лишь один. Аб-солютно все из нескольких тысяч, поставленных перед таким психологическим выбором более чем в десяти странах. Среди них были и люди с поврежден¬ными отделами мозга. Они интересовали уче¬ных больше всего, так как именно у них те на¬деялись обнаружить первичный центр добра и зла, где чувства, следуя здравому смыслу, яко¬бы проигрывают только битву, но не войну. Но она не принимала участия ни в каком иссле¬довании. Она перевела стрелку и убила кого-то на самом деле. Ей нет дела до нейронов и сражений. Ее волнуют теперешние ощущения и те чувства, которые она испытывала, сидя неподалеку от матери того парня...
Однажды Геерт подсунул ей распечатку ста¬тьи ученого из Гарварда. Молодой фило-соф Джошуа Грин предложил свой тест совсем с другой «битвой» и назвал его выбором плачущего младенца: идет война, двадцать человек скрываются в бункере. Среди них есть ребенок, который начинает плакать. Если мать позволит ему плакать, солдаты обнаружат их укрытие и расстреляют. Спасти жизнь остальным можно, только задушив ребенка. На первый взгляд речь идет о том же самом. Здравый смысл диктует убить одного младенца и спасти жизнь многим. Но только на сей раз нет никакой стрелки и никакого поезда, который бы сделал это за нас.
И хотя, как и в предыдущей ситуации, должен победить здравый смысл, более 15 процентов опрошенных поддались эмоциям и выразили готовность пожертвовать своей и чужими жизнями ради спасения одной.
Она избегает вспоминать о том дне. Но иногда вынуждена воскрешать его в памяти. То место на автостраде и ту могилу. Просто для того, чтобы найти в себе силы жить...
А что вы сделали????
Каждый год второго ноября уже четыре го¬да подряд она плачет на могиле человека, ко¬торого убила. Приезжает в семь утра поездом из Амстердама. Садится у вокзала в такси и вскоре оказывается у входа на протестантское кладбище в предместьях Кельна. Борода-тый мужчина, присматривающий за кладбищем, живет рядом в маленьком домике. Они подру¬жились четыре года назад, когда она приехала впервые и рассказала ему свою исто-рию. Кладбище еще закрыто в это время, но он отворяет ей ворота, а едва она скроется в кашта¬новой аллее, тут же затворяет.
Через минуту она склоняется над могилой, трогает красно-коричневый, мокрый от росы мрамор ладонью и кладет на него букет фио¬летовых фрезий. Она замечает такой же букет под табличкой с фамилией. Тоже фиолетовый. Перевязанный желтой лентой.
Четыре года назад, примерно в час ночи, она отвозила своих родителей домой. Это был их первый визит в ее новую квартиру. Ночью местная двухрядная дорога обычно пус-та. Че¬рез километр после въезда, сразу за поворо¬том, ведущим на эстакаду, трое мужчин в жел¬тых светоотражающих комбинезонах устанав¬ливали заграждение на левой полосе до-роги. Грузовик, на котором они приехали, перекрыл правую полосу. За несколько десят-ков метров до него, на обочине, стояла машина с вклю¬ченными аварийными фарами. Мо-лодой че¬ловек в кожаной куртке как раз вытаскивал что-то из багажника. В долю секунды она рез¬ко свернула направо...
От психологов она знает, что так поступил бы на ее месте каждый: это — состав-ляющая человеческой математики добра и зла, и это добро — спасти три жизни, пожерт-вовав од¬ной. А не наоборот. Так считают и атеисты, и глубоко верующие, и дети, и взрос-лые. Такова биология морали, с которой мы появляемся на свет. Она слышала это и в суде от монотон¬но бубнящего адвоката. Когда сидела, скорчившись и спрятав глаза за черными стекла¬ми, напротив родителей человека, которого убила. Она ощущала их боль и нена-висть к ней сильнее, чем страх перед приговором. Их единственному сыну было двадцать три года. Он возвращался от них к своей невесте в Бонн. У него было столько планов. Его мать плакала на суде только один раз. Когда пока¬зывали фотографии с места происшест-вия. Искромсанное тело, машина, упавшая в кю¬вет, перевязанный желтой лентой букет фио¬летовых фрезий, лежащий на асфальте среди осколков стекла, открывшийся чемодан под кусками покореженного металла...
Она провела два месяца в психиатрической клинике. О происшествии смогла гово-рить лишь через месяц. Геерт, молодой практикант из Голландии, работавший в клинике, прино¬сил ей книги с описанием подобных происше¬ствий. Там она прочла, что ее тепе-решние пе¬реживания уже давно занимают не только психиатров, но и нейробиологов, ко-торые заняты поисками в нейронах человеческой нравственности. Для ситуации, в кото-рой она оказалась, есть даже свое название: выбор стрелки. Разогнавшийся поезд без ма-шиниста приближается к стрелке. На одних путях рабо¬тает пять человек, на других — один. Все ис¬следуемые без колебаний переводят стрелку так, чтобы погиб лишь один. Аб-солютно все из нескольких тысяч, поставленных перед таким психологическим выбором более чем в десяти странах. Среди них были и люди с поврежден¬ными отделами мозга. Они интересовали уче¬ных больше всего, так как именно у них те на¬деялись обнаружить первичный центр добра и зла, где чувства, следуя здравому смыслу, яко¬бы проигрывают только битву, но не войну. Но она не принимала участия ни в каком иссле¬довании. Она перевела стрелку и убила кого-то на самом деле. Ей нет дела до нейронов и сражений. Ее волнуют теперешние ощущения и те чувства, которые она испытывала, сидя неподалеку от матери того парня...
Однажды Геерт подсунул ей распечатку ста¬тьи ученого из Гарварда. Молодой фило-соф Джошуа Грин предложил свой тест совсем с другой «битвой» и назвал его выбором плачущего младенца: идет война, двадцать человек скрываются в бункере. Среди них есть ребенок, который начинает плакать. Если мать позволит ему плакать, солдаты обнаружат их укрытие и расстреляют. Спасти жизнь остальным можно, только задушив ребенка. На первый взгляд речь идет о том же самом. Здравый смысл диктует убить одного младенца и спасти жизнь многим. Но только на сей раз нет никакой стрелки и никакого поезда, который бы сделал это за нас.
И хотя, как и в предыдущей ситуации, должен победить здравый смысл, более 15 процентов опрошенных поддались эмоциям и выразили готовность пожертвовать своей и чужими жизнями ради спасения одной.
Она избегает вспоминать о том дне. Но иногда вынуждена воскрешать его в памяти. То место на автостраде и ту могилу. Просто для того, чтобы найти в себе силы жить...
А что вы сделали????